Грехи и беды Москвы 

Почему меня не тянет умирать на московских баррикадах? Которых, кстати, и нет …

Я считаю, что бунт на Манежной был ожидаемым, справедливым, имел положительные последствия, но его нельзя рассматривать как адекватный ответ и как начало осмысленной борьбы. Политически незрелый акт – как сказали бы в годы моей молодости.

Во-первых. «Москва» не сделала необходимого правильного вывода.
Во-вторых, «Москва» не готова вести настоящую войну.
Следовательно, это не моя война. Надеюсь – пока не моя и что потом она всё-таки станет общей.

Москва расплачивается за своё предательство по отношению к остальной стране и к русскому народу.
Чёрножопые оккупанты – это не сконденсировавшееся абсолютное зло, которое появилось из бездны в богоспасаемом граде кристально честных ангелов. Нынешнее засилье агрессивных кавказцев – это ожидаемое, легко просчитанное заранее следствие политики, в которой участвовали москвичи – как вдохновители (незначительная часть) и как те, которых такое положение устраивало (большинство), поскольку обеспечивало безбедное существование.

Москва в нынешнем качестве не могла состояться иначе как за счёт ограбления и предательства собственного народа. То, на что рядится в фиговые листки демократизации, либерализации и рыночной торговли на самом деле скрытая гражданская война, растянувшаяся на десятилетия: её основной смысл – раздел бывшей общенародной собственности, растаскивание по крысячьим норкам нынешних олигархов всех уровней. Эта война насчитывает сотни тысяч жертв, миллионы досрочно ушедших из жизни из-за недоедания, болезней и стресса, миллионы бежавших за пределы спасения страны для спасения от кошмара россиянской действительности. Война бесконечна – так как не всех устраивает передел и насилие не остановить.
В гражданских войнах ударные отряды составляются из маргиналов и инородцев. В Гражданской войне прошлого века крушению Советской власти способствовали белочехи, красные держались на штыках латышских стрелков, интербатальонов из военнопленных империалистической и за счёт пассионарности комиссаров из местечковых евреев. Уничтожить единоплеменника всегда труднее, чем чужака – сдерживает мораль. Инородец без роду и племени на чужой земле – идеальное орудие для совершения преступлений, из которых складывается гражданский конфликт.

Либералы перестройки и ельцинских реформ были чистоплюями, пачкать руки в крови им не хотелось. Грязную работу за них выполняли быдловатые качки и абреки с юга: они истребляли советскую народную (тогда ещё) милицию, ликвидировали красных директоров, запугивали террором население, а потом и переделывали уже разграбленное. В угаре небывалого грабежа они бросили на произвол судьбы своих соотечественников за пределами России: азиатские баи и ханы обещали не вмешиваться в потрошение России, если их самих не будут трогать и совестить за истребление русских. Кровь за деньги – таковы условия договора, за который свой кровью расплатилось русскоязычное населения Кавказа и Средней Азии. Великий грех, от которого не отмыться.

Кавказцы до сих пор живут доисторическими тейпами, по законам кровной мести и ненависти к чужакам, в понятиях молодецкого абречества – они были идеальны для погрома советской Москвы, истребления в ней того, что ещё могло сопротивляться. Они тянулись в столицу целыми эшелонами: за авангардом из быков потянулись обозы из семей, старейшин и мулл. Они закреплялись в Москве как столетия до этого захватывали чужие аулы и располягались там в условиях круговой обороны.
Великая криминальная революция успешно завершилась (надеюсь, временной победой). Золотой дождь в первую очередь пролился на Москву. Вся Москва в доле от общака: кто-то строит дома для братков, кто-то поёт шансон для их баб, кто-то учит их детей. Москва наивно надеялась, что вызванные её кошмарные твари – кавказцы и братки – самоликвидируются, как только обеспечат добропорядочным бизнесменам и политикам долю от разорванной в клочья в клочья общенародной собственности. А они не исчезли. По законам джунглей из них выжили сильнейшие и хитрейшие, которые сами потянулись во власть – точнее, стали властью. Теперь Москва платит по счетам за своё процветание: те, кто обеспечил его, вправе требовать свою долю. Они и берут её, облагая данью население. Чувствуя себя победителями в захваченном городе.
То, что хотели – то и получили. Распишитесь в квитанции. То, что товар не соответствует рекламе и цена его гораздо больше – это претензии к зазывалам в рай свободы и частного предпринимательства.

Поэтому я не понимаю, против чего всё же борются московские националисты.
Против произвола отдельно взятых личностей? Правильно. А дальше?
За что и против кого? Кто-то слышал о призывах истреблять основы засилья кавказцев – их преступный бизнес, их симбиоз с вполне русскими ОПГ и московскими властями? То есть, против корней нынешней проблемы. Нет, я не слышал. И не надеюсь услышать. Потому что в этом случае начнётся уничтожение Москвы в нынешнем качестве – как цитадели нынешнего преступного строя, как базы государственной преступности. Помилуйте, это же рубить сук под самими собой. Нельзя изгнать кавказцев – надо вытеснить их ОПГ: нельзя трогать этническую мафию без того, чтобы не начать войну с русской преступностью; нельзя воевать с преступностью, не посягая на нынешний режим; нельзя выступать против режима – ведь он кормит Москву за счёт остальной страны. Рухнет режим – кошмар голода и прозябания встанет над мегаполисом.
Вдохновенные националисты не могут ещё сформулировать такое явно, но чувствуют интуитивно. Они против честностей – но за общее. Хотят убрать отдельные недостатки – но сохранить всё как есть.

Я пока не вижу выхода из тупика. Хотите называйте это покаянием, политическим осознанием, протрезвлением, ещё как. Москва втягивается в круговорот смуты, которую будет подпитывать не стремление найти выход, а совершить ещё один виток насилия против насилия – и так до бесконечности, до полного взаимоистребления.